Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
В Испании вышла книга под называнием «Черное на белом». Ее автор – Рубен Гальего, родившийся в Москве. Он страдает церебральным параличом, так что книгу писал одним пальцем. Рубен Гальего родился в кремлевской клинике в 1968 г., там же из-за болезни он провел с матерью первые полтора года своей жизни. Дед Рубена был руководителем испанской Компартии, который после прихода к власти Франко уехал из страны. О своем деде Рубен не говорит, но признает, что «большая политика разрушила его жизнь».
Когда Рубену исполнилось полтора года, его забрали у матери и сказали ей, что ребенок умер. После этого Гальего побывал в детских домах для инвалидов практически во всем Советском Союзе, где испытал на себе голод, боль и унижение. Все это он и описал в своей книге.
Воспользовавшись неразберихой во время перестройки, Рубен Гальего в 1990 г. бежал из интерната и отправился искать своих родителей. С матерью он встретился в Праге.
Сейчас Рубен живет в Мадриде вместе с сестрой и матерью и пишет вторую книгу.
отрывок из произведения:
...Они — там, мы — здесь. Они наказаны. Наказаны нами. Наказание сурово, на то оно и наказание. Суть наказания — изоляция. Лишение свободы. Лишение свободы само по себе — страшное, очень страшное наказание. Никто и никогда не определит оптимальные сроки изоляции человека от общества. Наказание никогда не бывает достаточным, никогда не бывает чрезмерным. Парадокс. Мы почти уверены, что знаем, как надо наказывать. Почти все согласны, что за убийство надо изолировать человека от общества навсегда, а за кражу курицы — штрафовать или давать минимальный срок. Но между убийством и кражей курицы — непреодолимая пропасть. Обширное неизвестное пространство. Какой срок считать соразмерным и действенным для наказания? Неизвестно. Достоверно одно: первые шесть месяцев в тюрьме — самые тяжелые. Шесть месяцев тюрьмы — наказание, все, что больше, — изоляция. Первые шесть месяцев заключения человек думает. Потом думать перестает. Потом привыкает.
Тюрьма — страшная вещь. Но хуже тюрьмы пока ничего не придумали. Когда придумают хуже — тюрьмы отменят за ненадобностью. Пока есть необходимость изолировать часть общества от другой части, надо строить тюрьмы. Надо строить больше тюрем. Придется. И в этих, новых, тюрьмах придется смягчать условия содержания.
Эффект бумеранга. Чем больше жестокости к наказуемому, тем меньше у него шансов сохранить остатки человеческого достоинства. Жестокость порождает жестокость. Милосердие порождает милосердие. Бумеранг — удобное и дешевое оружие. А главное, австралийское. Австралии очень повезло по части отношения к заключенным. Немалая часть нынешних австралийцев — бывшие заключенные. Опровергая все теории наследственности и рассуждения об изоляции, австралийцы построили свою страну. Нормальную страну, не хуже и не лучше других. Обычную страну. С самолетами, кораблями и тюрьмами. Как им сидится и охраняется в этих тюрьмах, я не знаю. Австралия — далеко. Хочется верить, что там все немного лучше, чем в Англии, хотя бы из-за бумеранга. Человек, который хоть несколько раз в жизни видел бумеранг, физически не сможет отмахнуться от мысли о человеческом круговороте.
Тюрьмы бывают разные. В маленьких странах — получше, в больших похуже. В маленькой стране легче понять, что преступник — твой сосед, он никуда не денется, а когда выйдет из тюрьмы, снова окажется твоим соседом.
Россия — огромная страна. Опыт маленьких стран неприменим. Опыт Австралии неприменим тоже. Австралия далеко, да и бумеранги в России не используют. Можно, теоретически можно, наверное, было бы экспортировать из Австралии партию бумерангов. Привезти бумеранги в Россию и заставить смотреть на них всех поголовно. Но все-таки, кажется, не приживутся бумеранги в России. Чужое это. Чужой опыт не помогает.
У России есть свой, очень богатый тюремный опыт. Ни на что не похожий, ни с чем не сравнимый. Как немецкая пунктуальность или английская чопорность. Милосердие. Отношение к преступившему и падшему двоякое. До того, как поймали, — враг и злодей; после того, как поймали, — страдалец. Изначально, глубинно, внутренне черта эта издавна присуща русскому человеку. От песни про атамана Кудеяра до знаменитого выкрика Володи Шарапова: «Глеб, не стреляй!»
Я хорошо помню, как Глеб Жеглов стрелял в опасного вооруженного преступника, и нам всем хотелось, чтобы он обязательно попал. А потом, через несколько серий, артист Владимир Высоцкий целился в другого, хорошего, невооруженного и неопасного, и мы все, включая Шарапова, хотели, чтобы Высоцкий не попал. Мы единогласно присуждали «хорошего» вора к жизни и милосердно позволяли ему бежать от правосудия...
...Они — там, мы — здесь. Они наказаны. Наказаны нами. Наказание сурово, на то оно и наказание. Суть наказания — изоляция. Лишение свободы. Лишение свободы само по себе — страшное, очень страшное наказание. Никто и никогда не определит оптимальные сроки изоляции человека от общества. Наказание никогда не бывает достаточным, никогда не бывает чрезмерным. Парадокс. Мы почти уверены, что знаем, как надо наказывать. Почти все согласны, что за убийство надо изолировать человека от общества навсегда, а за кражу курицы — штрафовать или давать минимальный срок. Но между убийством и кражей курицы — непреодолимая пропасть. Обширное неизвестное пространство. Какой срок считать соразмерным и действенным для наказания? Неизвестно. Достоверно одно: первые шесть месяцев в тюрьме — самые тяжелые. Шесть месяцев тюрьмы — наказание, все, что больше, — изоляция. Первые шесть месяцев заключения человек думает. Потом думать перестает. Потом привыкает.
