Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Нестеренко Юрий Леонидович, он же YuN, родился в 1972г. В 1989 окончил физматшколу №542 при МИФИ и поступил в означенный институт на факультет кибернетики. В 1995 окончил МИФИ с красным дипломом. В настоящее время занимается больше литературой, чем программированием, хотя с последним тоже не распрощался.Неоднократный лауреат Всероссийского Пушкинского молодежного конкурса поэзии. Автор многих стихов, прозы (преимущественно научной фантастики) и юмористических произведений.
отрывок из произведения:
...Вернувшись в город, некогда бывший тебе родным, после десятилетнего отсутствия, испытываешь странные ощущения. И вовсе не потому, что все вокруг так сильно переменилось. Как раз наоборот. Нет, кое-что, конечно, снесли, что-то построили, в бывшем кинотеатре, куда ты ходил в детстве, теперь автосалон, а проходивший мимо твоего дома трамвайный маршрут отменили, и даже рельсы заасфальтировали — но все это, в сущности, такие мелочи. В остальном же город остался таким же, как был, и вот это поражает больше всего. Прошло десять лет, а тебе кажется — целая вечность, ибо за эти годы в твоей судьбе перевернулось решительно все, ты сменил страну, континент, полушарие, чужое стало для тебя своим и привычным, а прежнее свое — отошло в область полузабытых снов, порою сливаясь с ними до полной неразличимости, да и мир за это время изменился до неузнаваемости, целые страны исчезли с карт или же, напротив, обрели бытие, и многое из того, что десять лет назад показалось бы немыслимым вздором, теперь — обыденная повседневность... а на твоей почти уже забытой улице стоят все те же дома, и белье все так же сохнет на балконах, и летит, неприятно щекоча нос, все тот же пух с тополей, так и не вырубленных муниципальными службами, и мальчишки лупят мячом об стену трансформаторной будки. Другие мальчишки, конечно, но тебе кажется, что — те же самые, что и в день твоего отъезда. Словно ты вернулся не только в пространстве, но и во времени — причем не в самую лучшую эпоху. Или словно видишь призраки давно умерших. Впрочем, теперь для этих мест призраком был, скорее, я сам...
Это ощущение отнюдь не доставляло мне удовольствия. Я не испытывал ностальгии вдали от родины и уж тем более не испытывал ее сейчас. Я приехал с твердым намерением как можно скорее уладить дела, связанные с наследством, и сразу же вернуться домой — в то место, которое я звал домом теперь. Никаких друзей или знакомых, о разлуке с которыми я бы сожалел, у меня здесь не осталось. Родственников, которых стоило бы посетить, тоже. Вот разве что... разве что Лиза, моя кузина.
На самом деле с ней мы тоже никогда не были особенно близки. Не потому, что между нами, или нашими родителями, вышла какая-то ссора; просто как-то так сложилось, что у нее была своя жизнь, а у меня своя. В детстве мы виделись почти исключительно на каких-нибудь помпезных семейных торжествах, куда съезжались все родственники; наиболее активным наше общение стало в студенческие годы, ибо оба мы учились в одном институте, хотя и на разных факультетах, но на четвертом курсе (я на год старше, поэтому к тому времени уже делал диплом) Лиза выскочила замуж за субъекта, который сразу же произвел на меня скверное впечатление, вполне впоследствии оправдавшееся.
Нет, Артур не страдал традиционными пороками, входящими в извечную женскую формулу «все мужики — сволочи». Он не пил (пара бокалов вина по праздникам, понятно, не в счет), не гулял «налево» и ни разу в жизни Лизу не ударил (последнее вряд ли и смог бы, даже если б хотел — он чуть ли не на полголовы ее ниже и сложения отнюдь не богатырского). И все же он относился к одной из самых неприятных человеческих категорий, а именно — к непризнанным гениям.
Я, разумеется, не имею в виду настоящих непризнанных гениев, какие бывали в прошлом и, наверное, встречаются и сейчас, мыкаясь в безвестности где-нибудь в глуши, где интернет до сих пор остается роскошью. Я говорю о куда более распространенном типаже с хорошо известными чертами. Такой тип всю свою жизнь пишет великий роман, или фундаментальный философский труд, или разрабатывает революционную физическую, экономическую или еще какую-нибудь ...ическую теорию. Работать на низменных и презренных работах, приносящих хоть какие-то деньги, гений, разумеется, брезгует: ведь это отвлекало бы время и силы от Великого Труда. При этом работа над Трудом с годами обретает все более вялый характер; ну как же, задача слишком обширна, ее невозможно решать с наскока. Гений будет сутками лежать на диване, ничего не делая, а на предложения хотя бы вынести мусор гневно отвечать, что его сбивают с мысли. При этом он и слышать не хочет о том, чтобы подготовить хотя бы первую законченную версию Труда и тем более самому проталкивать ее по редакциям; он убежден, что в один прекрасный день ОНИ «сами придут и все дадут», и еще будут упрашивать, чтоб взял. Эта убежденность тем крепче, чем с большим количеством зоилов, коим он по неосторожности все же показал какие-то фрагменты своего Труда, ему уже пришлось столкнуться. Борьба с этими зоилами, сводящаяся преимущественно к упражнениям в сарказме и брани в их адрес, со временем все более подменяет глохнущую работу над собственно Трудом. Поскольку ни заработать себе на жизнь, ни элементарно обеспечить свой быт гений не в состоянии, для этого ему нужна женщина (поначалу мать, позже жена), которой регулярно дается понять, какая высокая честь ей оказана. О том, что Великий Труд так никогда и не будет дописан, равно как и об истинных масштабах его художественной или научной ценности, полагаю, можно уже и не упоминать...
...Вернувшись в город, некогда бывший тебе родным, после десятилетнего отсутствия, испытываешь странные ощущения. И вовсе не потому, что все вокруг так сильно переменилось. Как раз наоборот. Нет, кое-что, конечно, снесли, что-то построили, в бывшем кинотеатре, куда ты ходил в детстве, теперь автосалон, а проходивший мимо твоего дома трамвайный маршрут отменили, и даже рельсы заасфальтировали — но все это, в сущности, такие мелочи. В остальном же город остался таким же, как был, и вот это поражает больше всего. Прошло десять лет, а тебе кажется — целая вечность, ибо за эти годы в твоей судьбе перевернулось решительно все, ты сменил страну, континент, полушарие, чужое стало для тебя своим и привычным, а прежнее свое — отошло в область полузабытых снов, порою сливаясь с ними до полной неразличимости, да и мир за это время изменился до неузнаваемости, целые страны исчезли с карт или же, напротив, обрели бытие, и многое из того, что десять лет назад показалось бы немыслимым вздором, теперь — обыденная повседневность... а на твоей почти уже забытой улице стоят все те же дома, и белье все так же сохнет на балконах, и летит, неприятно щекоча нос, все тот же пух с тополей, так и не вырубленных муниципальными службами, и мальчишки лупят мячом об стену трансформаторной будки. Другие мальчишки, конечно, но тебе кажется, что — те же самые, что и в день твоего отъезда. Словно ты вернулся не только в пространстве, но и во времени — причем не в самую лучшую эпоху. Или словно видишь призраки давно умерших. Впрочем, теперь для этих мест призраком был, скорее, я сам...
