Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Даниил Лукич Мордовцев родился 19 (7) декабря 1830 года в Ростовской губернии, в слободе Даниловка, в семье запорожского казака, позже ставшего управляющим имениями. В 1854 году Мордовцев окончил историко-филологический факультет Петербургского университета и более 30 лет служил чиновником в Саратове и в Петербурге, числясь в министерствах внутренних дел и путей сообщения. Карьеру окончил с чином II класса Табели о рангах — действительного статского советника. В литературе Д.Л. Мордовцев дебютировал поэмой на украинском языке «Казаки и море» (1854), затем сотрудничал в журналах «Русское слово», «Отечественные записки», «Дело», «Русский вестник» и др. Роман «Знамения времени» (1869), в котором нашла отражение тема революционного народничества, сделал известным имя его создателя. Необычайно плодовитый писатель, Мордовцев пользовался большой популярностью как исторический беллетрист. Ему принадлежит несколько десятков широко известных тогдашней публике романов из русской, украинской и древней истории: романы «Двенадцатый год» (1879), «Лже-Димитрий» (1879), «Царь Петр и правительница Софья» (1885), «Царь и гетман» (1880), «Соловецкое сидение» (1880), «Господин Великий Новгород» (1882), «Сагайдачный» (1882), «За чьи грехи?» (1890) и др. Он также автор публицистических и исторических работ «Самозванцы и понизовая вольница» (1867), «Гайдамачина» (1870), «Политические движения русского народа» (1871), «Накануне воли» (1872), а также воспоминаний «Из минувшего и пережитого» (1902). Умер Д. Л. Мордовцев в июне 1905 года в Кисловодске, похоронен в Ростове-на-Дону.
отрывок из произведения:
...Тихо в Публичной библиотеке. Время стоит летнее, жаркое. Учащаяся молодежь еще не съезжалась к приемным экзаменам, набирается сил среди родных полей и лесов; остальная петербургская интеллигенция отдыхает по дачам, по деревням, на водах; ученые люди делают свои летние ученые экскурсии; в Петербурге остаются только товарищи министров, наборщики да дворники. Читальные залы и отделения Публичной библиотеки пусты. Оттого и тихо так.
Только в Ларинской зале над большим столом наклонилась седая борода и шуршит жесткими пожелтевшими листами старой книги. В «Россика», в углу, виднеется классическая фигура спящего сторожа. Тихо кругом, так тихо, точно на кладбище. Да это и в самом деле великое, мировое кладбище голов человеческих, гениальных, умных и увы! глупых. Только извне в это тихое пристанище смерти и бессмертия доносятся неясные отзвуки жизни. То задребезжит нетерпеливый звонок конки, то прогромыхает по глухому торцу извозчичья карета, отзовется где-то гармоника, и опять все тихо. На карнизах, за окнами, голуби хлопают крыльями об стены и гнусливо воркуют. То прорежет воздух резкий писк стрижей и словно растает в этом же воздухе.
Как тихо, как хорошо, как задумчиво работается среди этого могильного уединения, летом, в нашем драгоценном книгохранилище! Только тот, кто работает в нем летом и раздумывался над отошедшею в вечность жизнью и мыслью людей, имена, чувства, деяния и помыслы которых как бы замурованы, словно египетские мумии в катакомбах, в этих бесконечных рядах массивных шкапов и витрин, только тот поймет чистые наслаждения, даваемые душе этой работой, а иногда и жгучую, обидную тоску о том, что все это, отошедшее в вечность, должно было бы быть не тем, чем оно было...
Удар крыльев голубя о стекло выводит седую бороду из задумчивости. Он встает и разминает окоченевшие от продолжительного сидения члены.
Влево, в мраморном кресле, с обращенным к западу бледным лицом покоится мраморный старик. Нервное, худое, высохшее до костей лицо его глубоко задумчиво и глубоко скорбно, до того скорбно, что оно кажется перекошено от злобы. Но это не злоба, а скорбь, беспросветная, безнадежная за все человечество скорбь...
...Тихо в Публичной библиотеке. Время стоит летнее, жаркое. Учащаяся молодежь еще не съезжалась к приемным экзаменам, набирается сил среди родных полей и лесов; остальная петербургская интеллигенция отдыхает по дачам, по деревням, на водах; ученые люди делают свои летние ученые экскурсии; в Петербурге остаются только товарищи министров, наборщики да дворники. Читальные залы и отделения Публичной библиотеки пусты. Оттого и тихо так.
9 кб
6 кб